О том, что человек представляет...

 Что такое человек?

 Это, т.е. наше существование во мнении других, вследствие особенной слабости нашей натуры, повсюду ставится слишком высоко, хотя уже самое легкое размышление могло бы нас убедить, что оно само по себе несущественно для нашего счастья.

Поэтому едва об,яснимо, как сильно радуется внутренне каждый человек, коль скоро замечает в других признаки благоприятного о себе мнения и когда чем-нибудь польщено его тщеславие.
Как кошка мурлычет, когда ее гладят, так точно неизбежно разливается сладостная отрада по лицу, которого хвалят, и именно на поле его претензии, хотя бы похвала была до осозятельности лжива.

Знаки постороннего одобрения зачастую утешают его в реальном несчастии или в скудости, с которую текут для него оба доселе рассмотренные главные источника нашего счастья; и, наоборот, достойно изумления, как сильно и неминуемо задевает и даже глубоко огорчает его всякий укол его честолюбия в каком-либо смысле, степени или отношении и каждое умаление, пренебрежение и невнимание.

Положим, что это свойство, поскольку на нем основывается чувство чести, и оказывает благотворные последствия на поведения многих как суррогат их нравственности; но собственно счастье человека, и, прежде всего на необходимое для этого спокойствие духа, оно действует скорее вредно, чем благотворно.

Потому-то c нашей точки зрения, полезно положить ему пределы и при помощи надлежащего обсуждения и правильной оценки истинного достоинства, благ по возможности умерить эту чрезмерную чувствительность к чужому мнению, как там где ей льстят, так и там где ее задевают, ибо и то, и другое висит на одной нити. Да и, кроме того, остаешься рабом чужого мнения и благоусмотрения.

Потому-то правильное определение ценности того, чем бываешь, сам в себе и для себя самого, сравнительно с тем, чем только представляешься в глазах других, будет во многом способствовать нашему счастью.

К первому отделу принадлежит то, что наполняет время нашего собственного существования, внутреннее его содержание, стало быть, все блага, есть собственное сознание. Напротив, место-где, и то, чем мы являемся для других, - чужое сознание: мы являемся в нем как представление, в связи с примененными к нему понятиями.

Это нечто такое, что вовсе не существует для нас непосредственно, а лишь посредственно и именно насколько им определяется поведение других относительно нас.

 Но и самое это поведение важно для нас лишь постольку, поскольку оно оказывает влияние на что-либо такое, посредством чего может видоизменяться наша сущность, то, что мы есть в себе самих и для себя. Кроме того, все происходящее в чужом сознании как таковое, для нас безразлично.

Да и сами мы постепенно станем, равнодушны к этому, по мере приобретения достаточного познания насчет поверхности и пустоты мыслей, ограниченности понятий, мелочности настроения, насчет извращенности мнения и количества заблуждений, наполняющих огромное большинство голов.

Мы укрепимся в этом равнодушии, когда из собственного опыта убедимся, с каким пренебрежением говорят при случае о каждом, коль скоро его нечего бояться или же полагают, что сказанное не дойдет до его ушей,

 но в особенности, когда нам доведется порою услышать, как полдюжины бараньих голов презрительно отзываются о величайшем человеке. Тогда нам станет ясно, что тот, кто придает большую ценность людскому мнению, оказывает людям слишком много чести.

Во всяком случае искать своего счастья не в том, что такое человек на самом деле, а в том, чем он является в чужом представлении, - значит обречь себя на печальный и скудный ресурс. 

Ибо вообще базис нашей сущности, а, следовательно, и нашего счастья представляет наша животная природа. Поэтому самое существенное для нашего благоденствия есть здоровье, а затем средства для нашего содержания, т.е. от забот существование. 

Почет, блеск, ранг, слава, как бы иные их не ценили, не могут не соперничать с теми существенными благами, ни заменить их; напротив, в потребном случае всякий без колебания променял бы их на те блага.


Ради этого будет весьма плодотворно для нашего счастья, если мы вовремя усвоим себе простое убеждение, что каждый, прежде всего и действительно существует в своей собственной шкуре, а не во мнении других, что поэтому наше реальное личное состояние и положение,

 - как оно определяется здоровьем, темпераментом, способностями, достатком, женою, детьми, друзьями, местом жительства и т.д.,- в сто раз важнее для нашего счастья, чем то, что благоугодно из нас делать другим. 

Противоположное убеждение ведет к несчастью. Напыщенно восклицать что,,честь выше жизни,, , значит, собственно утверждать, что,, существование и благоденствие,,--вздор, а важно то, что думают о нас другие.

Конечно, такое восклицание может иметь значение, как гипербола, в основе которой лежит прозаическая истина, что для успеха и устойчивости между людей нам зачастую бывает необходимо нужна честь, т.е. мнение их о нас, к чему я еще возвращусь впоследствии. 

Если, напротив, видишь , как почти все , к чему люди всю жизнь неутомимо стремятся с неустанным напряжением среди тысячи опасностей и трудностей , имеет последнею целью возвыситься этим во мнении других;

 если видишь именно, что не только за должностями, титулами и орденами, но и за богатством и даже за наукою и искусством гонятся, в сущности, и главным образом ради этого и что большое уважение и респект других есть последняя цель, к которой стремятся, то это, к сожалению, доказывает только величие человеческой глупости. Придавать слишком много ценности постороннему мнению есть общее господствующее заблуждение.


Коренится ли оно в самой нашей натуре или возникло как следствие общественности и цивилизации, - во всяком случае, оно оказывает на все наши поступки совершенно непомерное и враждебное нашему счастью влияние, которое можно проследить, начиная 
с того, где это заблуждение проявляется в робком и рабском соображении с ,, qu'en dira-t-on,,, (,,что станут говорить,,фр.), вплоть до того, где оно вонзает кинжал Виргиния в сердце его дочери или где оно совращает людей, ради последующей славы жертвовать покоем, богатством и здоровьем и даже жизнью.


Во всяком случае, тому, кому предстоит властвовать над людьми тем или иным образом направлять их, это заблуждение представляет удобный рычаг. 

Вот почему в искусстве всякой дрессировки людей указание на возбуждение и изощрение чувства чести занимает главное место. Но по отношению к собственному счастью человека , мы здесь имеем в виду , дело обстоит совершенно иначе , и здесь следует , скорее , предостеречь от придавания мнению других слишком большой ценности.

 Если же это, как убеждает ежедневный опыт, все-таки представляет обычное явление, если большинство людей постороннему мнению о себе как раз придают наивысшую ценность и потому возятся с ним больше, чем с тем, что как происходящее в их собственном сознании непосредственно для них существует;


если им посредством извращения естественного порядка первое представляется реальною, а второе идеальною частью их существования, если они, таким образом, ставят производное и второстепенное главным делом и им ближе к сердцу образ их существа в чужой голове, 
чем само существо, то этакое непосредственное предпочтение того, что непосредственно для нас вовсе не существует, и есть самая глупость, которую назвали тщеславием, суетностью, vanitas , чтобы отметить эту пустоту и бессодержательность подобного стремления.

(Статья напечатана с сокращением)

МОРАЛЬНАЯ ФИЛОСОФИЯ И ЖИТЕЙСКАЯ МУДРОСТЬ АРТУРА ШОПЕНГАУЭРА

(1788-1860)